Хуан Мануэль «Винтовка» Варела: «Мне больно, что политики не надевают штаны и думают только о своей выгоде»

Хуан Мануэль «Rifle» Варела получил Infobae в офисах своей продюсерской компании в Палермо. В настоящее время в течение недели его будильник звонит в 3:30, чтобы провести выпуск новостей + завтра, с 6 до 9, на La Nación +.

Хотя он начинал как спортивный журналист, сегодня он находится там, где всегда хотел быть: ведет новостную программу. Однако, когда дело доходит до передачи новостей, он предпочитает не комментировать, поскольку считает, что это не его функция. Он убежден, что его утренним зрителям нужен журналист, чтобы сопровождать их, а не кто-то, кто кричит на них или говорит им, что правильно, а что неправильно.

Говоря о текущих делах, он критически отозвался о правительстве и заверил, что общество также несет ответственность за сложившуюся ситуацию. Он также сказал, что самый серьезный аспект ситуации Альберто Фернандеса заключается в том, что «даже его собственные не доверяют ему».

«Для начала расскажите, почему они называют это Rifle?»

— Я поступил в TN в качестве стажера, с трехмесячным контрактом, и так как никто не знал моего имени, Нико Сингер, коллега, который до сих пор работает в TN, который дал всем прозвища, дал мне Rifle из-за моей внешности, из-за того, что я такой. Вот так все стали называть меня Винтовка. После этого стажировка затянулась, а я все еще был винтовкой.

Помню, когда я начал сниматься на камеру, многие водители называли меня Rifle, хотя босс не хотел, чтобы меня так называли в эфире, но все называли меня Rifle, потому что никто не знал, что меня зовут Хуан Мануэль. Помню, однажды Фернандо Карнота, прежде чем представить меня, сидел рядом со мной и сказал мне: «Че, я знаю тебя как винтовку, как тебя зовут?» На самом деле, Хуан Мануэль рассказал мне только Нельсон Кастро, а теперь Густаво Карабахаль, а теперь в La Nación + — Густаво Карабахаль.

Он сказал, что начинал в качестве стажера. Как появилась ваша первая работа в СМИ?

— Я учился в Католическом университете, и так как мне пришлось пройти стажировку, у меня была возможность поступить в TN в спорте, потому что у них был договор с Artear, а затем им исполнилось 16 лет.

- Спорт был вашей специальностью?

— Однажды в 11 лет я сказал: «Я буду спортивным журналистом», и с тех пор моя направленность никогда не менялась. Я ни разу не сомневалась, что хочу изучать. Мне всегда нравился спорт, но с 11 лет, с работы, которую попросил учитель, я больше никогда не передумал.

— Как ваша семья приняла решительное решение о том, что вы хотите стать спортивным журналистом?

«То, что я сейчас расскажу, я сказал только один раз. Не думаю, что мама узнала об этом. Когда я сказала, что буду спортивным журналистом, я училась на пятом курсе школы. Однажды я услышал, как мама разговаривала по телефону с кем-то, кого я никогда не знал, кто я, который спросил ее, что я буду делать со своей жизнью, и моя старушка сказала ей, что я хочу быть спортивным журналистом, но что она не видит меня, потому что я очень застенчивая, очень тихая, но так хорошо, что я хочу того и этого они собирались сопровождать меня: «Если вы хотите быть журналистом спорта, который я изучаю», - сказал он. И я была права, потому что я стесняюсь в личной жизни, я очень тихая, очень тихая, застенчивая.

- Он так застенчив, как описывает его мать?

— 100%. Я никогда не обсуждал это со своей старушкой. Теперь, поскольку это записка для Infobae, он узнает. Думаю, маме даже не стоит вспоминать ту ситуацию, потому что она никогда не знала, что я слышала тот разговор, так как она была в своей комнате, дверь была заперта. Типичный страх перед матерью, но ни разу у меня не было ни гнева, ни возмущения, на самом деле, эта ситуация делает меня смешной. Но, как я всегда говорю, когда загорается красный свет, я меняюсь. Это часть моей работы, моей концентрации, я готовлюсь к этому каждый день. И часто я делаю то, чего в повседневной жизни не делаю, но делаю перед камерой.

— Помнишь, как был первый раз перед камерой?

«Да, на 100%. Была суббота, не было никого из спорта, единственным был я, потому что я был руководителем производства, я отвечал за программу, играл с «Манчестер Юнайтед» против «Блэкберн Роверс», а Манчестер сражался в Премьер-лиге против «Челси». Он забил гол примерно в час Карлитос Тевес, затем, в этот момент босс звонит по телефону и просит сделать одну последнюю новость с голом Тевеса, потому что это были последние даты, и в то время C5N рос, но говорят ему в редакции, что из спорта не было никого, что было только я и он сказал: «Ну, пусть винтовка поднимется». И я помню, что продюсер того момента, Агустина Муда, пришла и сказала мне, что я должна выйти в эфир. Помню, я был в отпуске в Монтевидео четыре дня, и я был небрит, в удобной одежде, я сказал ей: «Слушай, если я так пойду на камеру, они бросают тебя, меня и режиссера», но она сказала мне, что важно, чтобы цель Тевеса вышла наружу.

Итак, я сказал: «Если вы хотите, чтобы я проветрился в течение часа, я бреюсь и выхожу в эфир». И я помню, что я это сделала. Я побрился в ванной канала, украл у Марсело Фиаше рубашку, которая была у него там, в офисе. Я надел рубашку и сделал тот же выход, что и записал, но в эфире. А потом в следующий час они попросили меня выйти с тем же самым, а в следующий час мне сказали: «У тебя есть с чем пойти на свидание?» и с этого все началось. Я продолжил работу ночью, в полночь, а потом меня перевели в TN Central...

«Однажды это была новость, потому что он удивительно уволился из дома, который дал ему первый шанс, который увидел, как он вырос. Расскажите, в чем причина этого решения и, в особенности, каково это производить «прощальную операцию»? Потому что вы должны чувствовать это, думать об этом, делать это и общаться.

«Да. Я уехал 1 декабря 2017 года, и многие люди до сих пор задают мне один и тот же вопрос и изобретают вещи, или когда я говорю правду, они мне в это не верят.

Мне казалось, что мне нужно прыгнуть, что мне нужно что-то еще. Что наступит время, когда мне будет не комфортно, что я не буду счастлива. Мне нужно было рискнуть. Мне казалось, что мне исполнится 60 лет, и я буду в одном и том же месте. Сначала я почувствовала это, но я не знала, искренний ли это вопрос, эго, гнев... Итак, я начал говорить об этом, проходя терапию, чтобы понять, правда ли это чувство, чувствую ли я его, действительно ли я хочу уйти.

Со мной случались некоторые ситуации, например, когда я открывал шкаф, чтобы переодеться и пойти на канал и не знать, что надеть. И вот тогда, я думаю, появились признаки того, что мне нужно было уйти. Или в некоторых ситуациях, когда я что-то сделала, а меня не вернули, поэтому я спросил: «Зачем я здесь, если я не знаю, правильно я поступаю или нет?» И когда я убедилась, что моя вещь настоящая, что я хочу прыгнуть, но я не поощряла себя идти в офис, чтобы уволиться, у меня был замок, который не позволял мне идти. И я помню, что я работал в терапии в тот момент ухода.

Я сделал щелчок, когда Аргентина квалифицировалась на чемпионат мира для России в последнюю минуту, забив Месси голы в Эквадоре; я уже знал, что собираюсь на чемпионат мира в следующем году, независимо от того, квалифицируется Аргентина или нет, но поскольку я квалифицировался, они сказали мне, что я собираюсь участвовать в жеребьевке чемпионата мира, я ни разу не заходил, и вот так меня поставили между мечом и стеной, и внутренне я знал, что не пойду на канал на чемпионат мира, потому что собираюсь уйти в отставку. Мне показалось, что это немного нелояльно. А потом я набралась сил, я пошла, постучала в дверь, она была открыта, я села...

- Кто был вашим боссом?

Ричард Раванелли. Когда я вошла, я была там с компьютером, села и сказала: «Я ухожу». Я не помню точно разговор, но он был удивлен, и я сказала ему, что не счастлива, что хочу сделать хорошо. И он сказал: «Но вы собираетесь на жеребьевку чемпионата мира». Я сказал ему, что именно поэтому я думал, что это неправильно оставаться, что кто-то должен идти на канал, потому что это будет служить ему много опыта. И он поблагодарил меня за этот жест, сказал, что хочет, чтобы я хорошо пошел с канала.

— Когда вы покинули 13-й канал, как прошел переход на La Nación +? Как справлялись с тревогами? Каково было быть «освобожденным»?

— В 2018 году я работал на Общественном телевидении, снимая документальные фильмы. В 2019 году я попал в заголовки газет, также на Общественном телевидении. Он все еще работал на радио. В 2018 и начале 2019 года на радио Ривадавия. В Теннесси, в некоторых обстоятельствах, однажды летом мне пришлось заменить Нельсона Кастро. И я знала, что в какой-то момент мне придется вести выпуск новостей. Более того, когда я был в TN, у меня была встреча с Хуаном Крусом Авилой на A24, мы были близки к этому.

Затем, когда я покинул TN, я тоже собирался ехать на A24, но он не прибыл. Кроме того, у меня было предложение новостного канала сделать первое утро, а затем появилась возможность La Nación +. Когда Хуан Крус Авила позвонил мне, я не раздумывал, потому что это был человек, с которым я хотел работать, он человек, который идет вперед, и я чувствовал, что могу многому у него научиться и улучшить свою карьеру, расширить ее возможности. И поэтому я нахожусь в La Nación +.

«Вы находитесь в том месте, где хотите оказаться сегодня?

«Нет. Но я счастлива. Мне очень нравится то, чем я занимаюсь. Будильник срабатывает в половине третьего утра, потому что я этого хочу. Сначала, когда будильник сработал, я открыла глаза, посмотрела на потолок и спросила: «Кто мне это сказал?» Это чувство закончилось. Я завязываю галстук, и это волшебно. Я подхожу к измененному каналу, там меня только делают, делают прическу, и я трансформируюсь.

«Это на канале, где все водители имеют свое мнение. Если я не ошибаюсь, думаю, он единственный, кто не думает. Как вы решаете проблему мнений и почему бы вам не сделать редакцию?

«Мы начали 22 февраля. Настала моя очередь первым что-то сказать. И что я действительно сказал, так это то, что я чувствовал, что думал и продолжаю думать: что такое телевизионный релиз года, он показывает, что генерирует La Nación +, нет ни Тинелли, ни MasterChef, ни чего-либо еще, телевизионный бум в этом году - это La Nación +. И одна из них выполняет функцию. Не думаю, что все журналисты должны делать редакционные статьи. Я работаю в программе, которая представляет собой компьютер, и у меня есть много функций, которых нет у других.

Я начинаю в шесть утра, представьте, что человек, который просыпается в шесть утра и включает телевизор, сам по себе должен отправить ему благодарственный завтрак. Но представьте, что он включает телевизор в 6:05 утра и видит ребенка, весь наряженный, причесанный назад, макияж, делающий редакционную статью, указывая пальцем, злой. Мне кажется, что функция этого расписания состоит в том, чтобы сопровождать, быть там, информировать, развлекать. Я не думаю, что все перед камерой или все, кто ведет кинохронику, должны делать редакционную статью, что является искусством. Может быть, сейчас все в моде, может быть, это все. Но я не думаю, что мне нужно. Может быть, в какой-то ситуации что-то подлинное выйдет для меня из-за какой-то темы, но мне кажется, что это не моя функция.

— Как гражданин, как вы видите страну?

«Очень плохо, к сожалению, плохо. И я не думаю, что у этого есть решение в краткосрочной перспективе, и я не имею в виду, что 14 ноября или 2023 года это будет дорого стоить стране. И, к сожалению, большая проблема во многих ситуациях заключается в политике и политиках, а также в степени ответственности граждан. Мне кажется, что мы, как народ, во многих отношениях несем ответственность за то, чтобы политики, которые у нас есть, не требовали от них так, как мы должны, не голосовали, и что политики часто имеют лицензии или думают, что они могут сделать все, что угодно, потому что гражданин говорит их ничего.

Что я действительно сожалею, и это меня злит на политиков, а также граждан, людей, так это то, что политики-референты или две, три наиболее важные партии не могут собраться вместе и сказать: «Ну, да, мы согласны по вопросам образования, здравоохранения и по этому вопросу. За 20 лет мы этим занимаемся, мы заключаем соглашение. Потом с другим мы убиваем себя, каждый играет в свою игру, но давайте пойдем с этим, давайте подумаем о том, что лучше всего двигать страну вперед». Что ж, мне больно, меня злит, что политики не делают этого, не надевают штаны, не думают о завтрашнем дне или думают только о своей выгоде. И мне также больно, что мы не требуем этого от политиков. Потому что мне кажется, что в этом и есть перемены. Есть изменения, в которых можно прогнозировать страну. Есть изменения, когда дети могут оставаться в стране, чтобы учиться, совершенствоваться, иметь будущее, жить, планировать. И это меня больше всего возмущает, потому что вы не знаете, что произойдет в следующем году. В этой стране вообще нельзя ничего планировать. Не для того, чтобы открыть бизнес, не купить вам что-то или отправиться в путешествие. Собираетесь ли вы его получить или нет. Есть ли авиакомпания или нет. Если есть проход, если нет прохода.

— Сейчас приближаются выборы, как, по-вашему, отреагирует общество? Будет ли повторение PASO или теперь, со всей этой сменой стратегии и кабинета, результат может быть обращен вспять?

«Ну, после PASO в правительстве произошло цунами, и все было сосредоточено на этом, даже оппозиция не знала, что делать. Думаю, что многие результаты в стране будут повторены. В некоторых местах правительство намерено улучшить результаты выборов. Всегда говорят, что провинция Буэнос-Айрес — мать всех сражений. Мне кажется, что это все еще можно догадываться, потому что правящая партия снова схватила карты и снова смешивается, вы должны посмотреть, как она играет. И мы должны увидеть, как оппозиция формируется вместе с профсоюзом. Это очень, очень большая проблема, стоящая перед правительством, и это очень, очень большие возможности, которые есть у оппозиции в этом отношении. Мне кажется, что для оппозиции это может стать отправной точкой для размышлений о 2023 году, а для президента 14 ноября может стать началом конца.

«Говоря о президенте, каким вы видите Альберто Фернандеса сегодня на этой сцене?

— И сейчас вам не нужно быть ученым, чтобы сказать, что вы видите его потерянным и что самое страшное, что даже его собственный не доверяет ему. Потому что можно согласиться или не согласиться с президентом, но он президент и, к сожалению, наиболее ощутимым и основным примером является то, что кампания начинается на пути к 14 ноября, и они пытаются ее запустить или что она не имеет такой видимости, как в предыдущем PASO. Так что да, я думаю, что если 14 ноября пройдет так же, как в PASO или хуже, это будет началом конца для Альберто Фернандеса.

— А что будет для Кристины Киршнер?

«Для вице-президента сначала я думаю, что это будет очень тяжелый удар по ее эго. За действия, которые предпринимаются со сменой кабинета, в провинции Буэнос-Айрес и в национальном правительстве, и за письмо, которое он написал. Я считаю, что если она не сможет переломить ситуацию в некоторых местах, таких как в провинции Буэнос-Айрес, как в некоторых важных для нее провинциях, я думаю, что первый диагноз станет серьезным ударом по ее эго. Потому что мне кажется, что теперь она чувствует, что снова берет бразды правления и что она должна делать то, что говорит, и если они не сработают, очевидно, какова она, она собирается обвинить Альберто Фернандеса, но внутренне это будет тяжелым ударом по ее эго.

— Как вы видите оппозицию? Кого вы считаете самым важным противником Juntos? Если завтра нам придется голосовать за президента, как вы думаете, кто будет кандидатом?

«Мне кажется, что оппозиция показала на этих выборах то, что, независимо от заключенных, их неприязни или плохого отношения друг к другу, они идут в блок. И эта ситуация дает ему возможность, что если 14 ноября добьется успеха, он сможет продолжить рост к 2023 году. Возможно, очевидно сказать, что Орасио Родригес Ларрета может быть кандидатом, что Мария Эухения Видаль может быть еще одним кандидатом, но я бы не исключил Маурисио Макри, хотя многие говорят, что в 2023 году он может сыграть, опять же, на посту главы правительства в городе Буэнос-Айрес. Следите за Патрисией Буллрих, может быть, мы были здесь много в городе Буэнос-Айрес или в провинции Буэнос-Айрес, но у Буллриха много последователей в остальной части страны и я думаю, что у нее осталась шип за то, что она не была кандидатом на этих выборах. И тогда я думаю, что радикализм выдвинет кандидата к 2023 году или будет бороться за кандидата. Думаю, что эти имена приведут к выдвижению кандидата от оппозиции на 2023 год.

— Как вы пережили пандемию и что происходило в вашей жизни во время пандемии?

«Во время пандемии я был отцом, так что это целый мир. Это было очень безумно, потому что сначала я ходила на все ультразвуковые снимки, видела все и в какой-то момент его отрезали. Я больше не мог попасть на УЗИ, я провел ее к двери, типичный 4D ультразвук, который есть у всех сразу после рождения, и вы видите практически идеальное лицо, которое вы не могли сделать, идите в санаторий один, живете им в одиночестве. Я имею в виду, что это были Пиа, Капри и я больше ничего. Вы называете меня пандемией и первое, что приходит на ум — это Капри.

Тогда да, такие ситуации, когда ты сидишь взаперти, в которые ты не мог поверить. Я помню, как говорили, что мы переживаем пандемию, а также что мы столкнемся с экономической пандемией, пандемией здравоохранения, пандемией образования и пандемией психического здоровья, и это правда. Я помню, что в какой-то момент у меня возникло чувство беспокойства, которое не было моим собственным, для меня это было заточение. Другого объяснения не могу найти.

— Каково было впервые увидеть Капри? Что с ним случилось?

«Помню, когда мы приехали в санаторий, я продолжала ходить, горло закрыто, но мне захотелось пить. Мы спустились вместе, и они отвели Пию в операционную и отвели меня в маленькую комнату, чтобы переодеться, но мне нужно было пить воду, и я выпила три стакана. Я сидел в маленькой комнате два на два в ожидании, и в один момент меня искали, я вошел, посмотрел вниз, сел на табурет, схватил Пию за руку, увидел стены, увидел часы, и все шло очень быстро. Родился Капри, его отдали Пие, а потом отвезли в нео, чтобы проверить, и вот куда я отправился. В какой-то момент она начала плакать, и я помню, что я начал трогать ее голову, и она перестала плакать, на самом деле, есть фотография, сделанная акушеркой, на которой как раз когда Капри начала трогать голову, она вроде как хватает меня за руку.

Кроме того, первое, что я сказал Капри: «Смотри, ты должен быть из красного, а из красного Капри». А потом я вспомнил, что сделал видеозвонок с Моникой, бабушкой, матерью Пии, с двумя братьями. Я чувствовала, что должна быть с ними первой, потому что была первой внучкой в семье, первой племянницей для них в этой семье. Босс меня там взорвал, но я это сделала. И после этого Пиа начала кормить грудью.

«Можно ли сказать, что это изменило его жизнь?

«Конечно, да. Нет дня, и я думаю, что нет времени, чтобы я не мог представить что-то о Капри. Я представляю себе Капри, пока мы делаем записку. Я представляю ее, когда ей 4 года, когда ей 6, когда ей 10, когда она мать, когда у нее будет первая дочь, когда она учится, когда она путешествует, когда я ем с ней. Каждый день, каждый час у меня есть 360 000 фотографий разных моментов из жизни Капри. И в этот год и два месяца у меня были эмоции, которых у меня никогда не было в жизни. Например, однажды, когда я держал ее, она заснула у меня в груди, и у меня появилось чувство удовольствия, которого я не думаю, что у меня было в жизни, я никогда не забуду этот момент. Может, она заснула три миллиона раз, но я никогда не забуду этот момент.

«Если бы у меня был человек, которого больше нет, я имею в виду привязанности или спортсменов, кого-то, кому однажды будет предоставлена возможность вернуться, кто бы это был?

«Во-первых, я не хочу никого терять. Я бы с удовольствием заключил с этим пожизненный контракт. И затем я собираюсь сказать то же самое, что и раньше, я могу выбрать 300 000 человек, но у меня остались дела с Эдгардо Антоньяной, мы сделали действительно замечательные вещи. У меня такое чувство, что мы собираемся работать вместе, но что его смерть порезала это, я сожалею об этом. Я бы с удовольствием снова поужинал с Эдгардо и моими друзьями, с теми историями, которые он рассказывал. Возможно, мы ехали в Корралон, в то время как я говорю вам, у меня есть его изображения, когда началась ночь, и с его рубашки была расстегнута пуговица, и он увидел золотую цепочку, которая у него была с медалью, и он сказал мне: «Кофла, кофла». Ничего, я бы хотел, чтобы снова поужинать с Эдгардо, что нет часов и что ночь хранит то, что она может предложить.

«Я не могу закончить интервью, не спросив об аргентинском футболе. Как вы его видите?

«Это катастрофа, и я думаю, что это катастрофа для лидеров. Это похоже на то, что мы говорили о политиках, то же самое и с аргентинским футболом.

— Политика или футбол хуже?

«Я думаю, что это две политики. Политика использует футбол, потому что, например, AFA для правительства, для правительств, я не имею в виду конкретное правительство, это просто другое министерство. Это так же важно, как и министерство. Это более важно, чем некоторые министерства. И политика проходит через футбол, и футбол использует это много раз. Я думаю, что футбольное руководство подготовлено хуже, чем политическое руководство. Лидерство в футболе используется политикой и часто используется для получения прибыли. Но аргентинский футбол — это очень плохо. И то, что мы сейчас переживаем с темой: фанаты да, нет фанатов, вакцины да, вакцины нет, и насилие, которое мы испытываем с баррабравами без фанатов на корте, на этом не закончится. На следующей неделе, через неделю, с сегодняшнего дня до недели у нас будет больше актов насилия со стороны барраввасов. И я не говорю вам, потому что у меня есть информация, которая, как известно, происходит.

И, к сожалению, есть политика, которая часто использует баррабравов в качестве политических лидеров, как ударную силу, в свою очередь, баррабрава и футбол — это просто еще одна бизнес-единица.

Восемнадцать месяцев без фанатов и протокола нельзя было запланировать, это наглядный пример, который показывает, что руководство не готово.

В завершение интервью я дам вам планшет с тремя видео. Вы сыграете в каждую из них и ответите, что чувствуете, увидев их. Готовы?

ИГРАЙТЕ 1. Прощание с винтовкой Варела де Синтеза

— Мы были последними, кто покинул канал, и, практически, я был последним, кто покинул канал, опустошил шкафчик, все. Более того, я думаю, что полночь пропускает такое шоу. Это был ошеломляющий успех. Я видел там вещи и чувствовал их в своем теле. Это было отличное шоу, оно перестало быть выпуском новостей. Думаю, поэтому он так много значил для людей и что, возможно, кому-то не понравились новости или новости, но в полночь я ожидала, что Тинелли закончит смотреть «Синтез», потому что он был великолепен. Это было очень, очень весело, очень хорошо.

Все, что я сказал, я подтверждаю. Я даже могу сказать, что у меня ничего не вышло. Скажу вам вот что, это было последнее, что я делал на канале. Потом я опустошила шкафчик, пошла домой, и так как у меня было много сообщений, я заснула бы в три часа ночи, и я помню, что в какой-то момент мой собственный крик поднялся, потому что у меня была судорога у близнеца, мне было тяжело от боли, я прыгнула в ванную, чтобы опустить ногу на холод, а затем вернулась к В постели, прошло бы двадцать минут, тридцать минут, час, я снова заснул, и у меня снова возникла судорога в другом близнеце, то же самое случилось со мной, я больше не могла этого выносить. Напряжение, которое у меня было, весь этот прощальный день были судорогами, которые застали меня в моих близнецах. Но да, Синтезис был бомбой. Мне очень и очень понравилось.

ИГРАЙТЕ 2. Марио Массаччи (водитель-журналист)

- Вы покинули 13-й канал из Síntesis, потому что хотели стать лучше и счастливее. Вопрос в том, сделали ли вы это, сделали ли вы это, были ли вы счастливы так, как хотели. Я обнимаю тебя, люблю тебя всегда, и всегда хорошо, что мы продолжаем встречаться.

— Марио пишет книги, рассказывает обо всех темах отпускания, анализа себя. Я говорю «да», я совсем не жалею о принятом решении. В любом случае, я не думаю, что кто-то счастлив или нет, я думаю, что счастье - это конструкция одного, каждого дня и желания быть счастливым. Очевидно, что каждый день у меня возникает гнев, есть вещи, которые мне не нравятся, которые я хочу изменить, но я делаю эту заметку Infobae, потому что я хочу сделать это, потому что мне нравится смотреть на вас и отвечать на этот вопрос. Сегодня я должен пойти во второй половине дня, чтобы сделать новости с Эдуардо Фейманом, потому что мне нравится быть с ним, который для меня сегодня является лучшим ведущим новостей на аргентинском телевидении. Я наслаждаюсь утром, в 5-10, завязываю галстук, чтобы идти к каналу, и я знаю, что наслаждаюсь этим, радуюсь, вижу свою дочь, учусь, что моя дочь учит меня.

Бывают дни, когда это стоит больше работы, бывают дни, когда происходят ссоры, которые меняют вашу ось, но вам нужно дышать, выдыхать, и важно, чтобы каждый день вы вставали и что-то делали, и из этого это один шаг, и после этого должен прийти другой шаг, чтобы поправиться и продолжать делать заботиться о себе и стараться двигаться вперед. Так что я не жалею о принятом решении, но я все еще в пути. Как говорил Черчилль: «У вас есть путь, у вас есть цель, и вы не можете бросать камни в каждую собаку, которая лает на этом пути, иначе вы никогда не достигнете цели». Так что я на этой дороге, иду вперед, и, конечно, много собак лают на меня, но это проблема собаки, это не моя проблема, и я не собираюсь бросать камни.

ИГРАЙТЕ В 3. Кого вы больше отождествляете: с винтовкой или с Хуаном Мануэлем?

— Я Хуан Мануэль Варела. Возможно, когда мне нужно представиться кому-то или мне нужно написать сообщение в WhatsApp для информации, проще сказать, что я винтовка Варела, потому что люди так меня идентифицируют. Но я Хуан Мануэль. Винтовка - это работа, ребенок, который появляется по телевизору, ребенок, который появляется в СМИ. Но я встаю и засыпаю, как Хуан Мануэль.

Видео и фото: Кристиан Гастин Тейлор

ПРОДОЛЖАЙТЕ ЧИТАТЬ: